Читаем без скачивания Героический режим. Не для героев [СИ] - Геннадий Башунов

Меня швырнули в одну из камер. В голове гремели взрывы, перед глазами прыгали искры, но я успел разглядеть стул, на который меня бросили. На вид стул был очень неприятным.

Меня привели в пыточную.

Руки и ноги в колодки, голову в зажим. Вот и готов птенчик.

Мне в глаза ударил свет, очередной факел, уже прямо перед лицом. Потом ещё. В лицо плеснула ледяная вода, но это не слишком-то помогло мне очухаться. За водой последовали две оглушительные затрещины и ещё один ковш воды.

— Холодно же, — пробормотал я. В голове плыло, но я разглядел на столе жаровню и несколько неприятных на вид инструментов. Изо рта вырвался нервный смешок.

В ответ я получил три жёстких затрещины. Какой-то из моих мучителей схватил меня за волосы и задрал голову так, чтобы я смотрел ему в лицо. Холодные глаза, резкие черты лица, на подбородке шрам, волосы не просто чёрные, чернущие, но уже с лёгкой проседью в бороде. Жёсткий и властный человек, главарь, скорее всего.

— Холодно? — прошипел он, брызжа мне в лицо слюной. — Холод — это последнее, о чём ты должен беспокоиться. Пока жаровня готовится, я проведу с тобой предварительную беседу, и она будет неприятной. Но когда иглы достаточно нагреются… — Он дёрнул меня за волосы и рявкнул: — Кто ты такой?

Отпираться смысла нет. Не уверен, что выдержу пытки. Вернее, уверен, что не выдержу.

— Я… налоговый инспектор.

— Кто, мать твою? — И удар, последовавший за вопросом.

— Собираю для конунга налоги. Он отправил вчера…

Меня заткнул мощный удар в живот.

— То, что ты признаёшь свою работу на конунга — это хорошо, — прошипел черноволосый. — Но налоги? Скорми эту сказочку другому. — Ещё удар, в солнечное сплетение. Если бы не обруч, я бы, наверное, смог поцеловать себя в пупок. Дыхание просто исчезло.

— Это правда, — просипел я, когда дыхание вернулось. — Клянусь…

Обод впился мне в лоб. В глаза потекла кровь. Я разевал рот как рыба и судорожно дёргался.

— Хочешь сказать, что конунг не в курсе, что здесь происходит? — проговорил мой мучитель, когда я оклемался. — То есть я не отправлял ему посланца с пожеланием того, чтобы он вылизал мне жопу?

— Я… я… я не знал. Он нас подставил…

— Нас? Вот это уже интересней. Давай-ка дальше. Сколько вас?

— Двое… Клянусь, двое! Я пошёл на разведку…

На сей раз он меня не бил. Просто надавил на раздавленную кисть рукоятью ножа. И это было куда хуже ударов в солнечное сплетение. Рукоять ножа крутилась, вдавливая распухшую и побагровевшую кисть в дерево. Я визжал, захлёбываясь слюной и кровью из прокушенных губ и языка.

— Сколько вас?!

— Двое… двое… клянусь. — Я рыдал. — Он уже ушёл, ушёл… ААААААААААА!!!

Это было правдой. Игорь должен был заметить суматоху, означающую мой провал, и смыться к Дибмуаду, больше напоминающего Владимира Харконенна.

— Сколько вас?

Я слабо понял суть вопроса, но принялся бормотать всё, что приходило в голову:

— Двое… разведка… я пошёл проверить, что с родителями. Вы дали им рог, а родителей увели…

— Ну уж не надо говорить мне, что вы здесь из-за детей.

— Двое… двое…

Моё сознание гасло, но ковш ледяной воды привёл меня в чувство.

— Готово, — донесся откуда-то незнакомый мужской голос.

Мы здесь не одни? Нет, конечно, не одни. Просто я забыл, что кроме меня и боли здесь есть кто-то ещё. Но мне напомнят, да, я уверен в этом.

— Держи руку. Нет, не эту, другу. — Хвала богам, что это другая рука, здоровая. Её прижало так плотно, что я не мог шевельнуть и пальцем. Но я не хотел шевелиться. Но уже через секунду я пожалел, что взяли целую руку. — Ага, вот так. А теперь, дорогая моя крыса, ты мне будешь говорить правду. Что ты здесь делаешь? Сколько вас? Какие планы у конунга?

Боль зарождалась медленно, но даже начало её зарождения было худшим, что я испытывал в своей жизни. Мою голову резко свернули в бок, и я смотрел, как раскалённая игла медленно входит под ноготь среднего пальца. Я раскрыл рот, но не мог издать ни звука.

— Что ты здесь делаешь? Сколько вас? Какие планы у конунга?

Я рассказывал, рассказывал всё, что знал, а знал я чуть больше, чем ни хрена. Но для того, чтобы убедить в этом черноволосого, потребовалось полчаса. Хотя для меня прошли три или четыре жизни.

Я сипло дышал. Даже дыхание было пыткой. Веко закрывалось и открывалось, наждаком терзая глаз. Правая глазница, прижжённая несколькими иглами, пылала. Я был залит кровью, водой и мочой.

— А теперь буду говорить я, — медленно сказал черноволосый. — Я верю, что ты всего лишь пешка, и что вас двое. Даже почти верю в то, что ты хотел помочь детям. Возможно, ты и сам в это веришь, в таких условиях людям свойственно верить в сказки. Так вот. Детям помогут их родители, которые вернутся через пару дней, когда мы закончим ров и насыпь. И пусть Дибмуад хоть пальцем их тронет. Теперь они будут платить налоги мне, а вернее, поначалу вообще не будут. Пусть этот жирный угрёбок хоть обосрётся, но здесь ему меня не взять. Я теперь новая власть здесь, понял? По глазам вижу, что понял. Вот и умница.

Что до тебя… Ты убил одного моего человека и ранил двоих. Одному, наверное, придётся отнять ногу, она уже загнила, а у второго чуть ли не лопнули глаза. — Эффект ослепления. Значит, я наловчился использовать способности автоматически? Есть чему радоваться. — Но ты здесь не по своей воли, а я человек не то, чтобы совсем злой. Поэтому ты пойдёшь к Дибмуаду и расскажешь ему всё, что ты видел и что я тебе рассказал. Понял?

— А… а…

— Вижу, что понял. Но я, видишь ли, ещё и справедливый человек. Особенно, когда это жестокая справедливость. Горелый, сними с него левый сапог.

— Может, лучше руку? Грязная же…

— Твоя не чище. Кого он ранил в руку? Никого. Да и прогулка до конунга не должна показаться ему сказкой. Снимай.

Мою левую ногу освободили, стянули сапог и портянку. Вспотевшую кожу приятно коснулся прохладный воздух. Это было единственным приятным ощущением.

— Ага. Освободи ему голову.

Моя голова свесилась на грудь. На, и без того грязную, рубаху изо рта капала сукровица, по лбу и вискам сочилась густая кровь. Но кто-то снова схватил меня за волосы и направил голову так, чтобы я видел, что происходит.

— Одного убил, — сказал черноволосый и чётким ударом небольшого топорика отделил большой палец от ступни. — Двух ранил. — Второй и третий палец за один удар. — А теперь упаковывайте его. Нога, скорее всего, отгниёт, слишком уж грязная, да и топор от дерьма прошлого пленника я не отмыл, так что вот тебе мой совет: попроси-ка в городе какого-нибудь коновала отрезать тебе ступню сразу.